Мастер каратэ Масутацэ Ояма каждому, желающему обучаться в его школе, задавал один и тот же вопрос: «Любите ли вы музыку?» Тот же самый вопрос, по всей видимости, следует задать людям, желающим научиться искусству секса. Каратэ — это «боевой танец» (ката). Секс — «чувственный танец». То и другое имеют цель ближнюю: победу над противником, и цель дальнюю — победу над смертью.
Школу «чувственного танца», то есть сексуального искусства, я чистосердечно собираюсь открыть в каждой статье. Но всякий раз, оглядевшись по сторонам, вижу неуместность всех этих батманов. Я напоминаю себе учительницу танцев, которая прискакала в балетной пачке в палату хромых и безногих и замерла перед ними как стрекоза в пятой позиции. Нечего говорить, мой вдохновенный взор разбивается о картины суровой реальность, музыка в ушах сходит на нет, и я слышу ворчание сердобольной санитарки: «Надень халат, бесстыдница, и косынку. Апельсинов принесла? Нет? Тогда отойди в сторонку и не мешай делать перевязки». И вот уже, сама от себя такого не ожидая, я включаюсь в унылый процесс оказания медицинской помощи. Довольно, господа. Сегодня я пришла с апельсинами. И игривым докладом на тему: «Вводный курс сексуального мастерства». И балетную пачку с собой принесла. Показать, как она в принципе выглядит. Вдруг кому пригодится?
Предупреждаю сразу, никакого практического смысла в моем докладе искать не следует. Во-первых, курс вводный. Во-вторых, сексуальное искусство в условиях современной культуры — это утопия. Точно так же, как хромому человеку нужен не партнер по танцам, а врач, в крайнем случае — терпеливая сиделка; лучший любовник для современного человека — сексопатолог. Если вы хотите иметь со своим любимым удовлетворительную сексуальную жизнь, станьте ему (и себе) сексопатологом, аналитиком и психологом. Изучите психофизиологию, эндокринологию и антропологию. Будьте бдительны и осторожны. Только тогда (может быть) вы сумеете держать под контролем те сложные процессы, которые происходят в сексуальной жизни первертированных и фрустрированных пар, какими являются все современные пары. Вы не знаете, что такое перверсия и фрустрация? Тогда вам бесполезно стремиться к стабильной сексуальной жизни. Лучше все пустить на самотек, приготовившись к чередованию страсти и холода, скуки и истерики, ревности и измены, мании и депрессии. Наблюдайте свою сексуальную жизнь со стороны и… Ну не знаю, изучайте что ли понемногу сексопатологию. Как только вы поймете, что такое перверсия и фрустрация, приступайте к эндокринологии, психофизиологии… Антропологии, соответственно. И смежным дисциплинам.
Только не увлекайтесь научной стороной чересчур, соблюдайте меру. Помните, что ученых всегда тянет в кунсткамеру. Если сексопатолог в вас победит, ваших возлюбленных постепенно заменят пациенты. Вы и не заметите, как ваша личная жизнь окажется переполнена монстрами. А ваша спальня превратится в лабораторию, где вы будете колоть иголками и дергать за лапки чудовищ, вылавливая их в собственном подсознании и в подсознании жертв, попадающих в паучьи сети научного любопытства.
Истинный секс, чувственным обликом которого так хочется оживить наше с вами потухшее воображение, мои уважаемые соседи по больничной палате, — это сказка. Но это совсем не та дурацкая сказка, которую рассказала своим внучкам бабушка Эммануэль. То, что бабушка называла «освобождением чувственности» было больше похоже на истерику. Истерика кажется протестом против внутренних оков, на самом деле это только дикая и безобразная пляска каторжанина на груди уснувшего надзирателя. Это болезненная иллюзия свободы, цена которой репрессии и ужесточение тюремного режима.
Об ужесточении этого режима писал американский психолог Ролло Мэй. Явление, которое пришло на смену пуританству в результате так называемой «сексуальной революции» Мэй назвал «новым пуританством» и описал его так. «Парадокс заключается в том, что наша хваленая сексуальная свобода превратилась в новую форму пуританства… Нынешнее пуританство состоит из трех элементов. Первый элемент — это отчуждение от тела. Второй — отделение эмоций от разума. Третий — использование тела как машины… Современные люди чувствуют себя обязанными учиться исполнению своей сексуальной партии, но в то же самое время должны быть готовы исполнять ее, не поддаваясь страсти и не принимая на себя всякие неуместные обязательства — последнее может быть истолковано как нездоровая претензия к партнеру. В викторианскую эпоху человек искал любви без секса, современный человек ищет секса без любви».
Мэй писал о том, что «нравственные и эмоциональные перегородки» на пути чувственности, которые возвело пуританство, благодаря ухищрениям «нового пуританства» остаются в неприкосновенности. На мой (пессимистичный) взгляд эти перегородки только укрепились. Пуритане боялись телесности из-за того, что их тело сохраняло некоторую чувственность. Современным людям удалось вытрясти чувственность из своих тел окончательно. Тело, таким образом, более не представляет опасности. Нечего боятся, что его ощущения вызовут смятение в душе. Нити, связывающие тело с чувственной сферой, оборваны. Тело стало пустым и холодным как искусственный предмет. Теперь можно заниматься сексом как угодно и с кем угодно. Он стал выхолощенным как мертвый идол.
Бесчувственное тело более не нуждается в том, чтобы его считали грязным. Индустрия переполнена рекламными изображениями карамельных тел, вылизывающих друг друга мармеладными языками. С экранов телевизоров сыпятся женские тампоны и прокладки, похожие на игрушки, вперемешку с гелями и шампунями. Человеческое тело не просто ухожено, оно благоухает и сияет чистотой. Зубы сверкают. Кожа переливается. Волосы блестят. Отдавая должное гигиеническим достижениям, следует вспомнить, однако, почему в культуре однажды возникло отвращение к «женской нечистоте» и «грязному сексу». Если кто не в курсе: это случилось задолго до пуританства. И даже задолго до христианского «умерщвления плоти».
Название у «грязи» было весьма однозначное и, что характерно, нисколько не двусмысленное. Венерические заболевания. Сексуальные культы плодородия, царившие в древней Азии, сохранялись до тех пор, пока эпидемии не достигли масштабов пандемии. Зараженные народы вымирали, воспринимая мор как гнев богов и не замечая истинной причины. Ясно и однозначно ее увидел Моисей, который вел свое племя в «землю обетованную» через земли моавитян, аммонитян и хананеян, населенные поклонниками Молоха, Милитты, Астарты и других сладострастных богов. Только тогда, а не раньше и возникли строгие запреты на плотские удовольствия. В Левите подробно описана эпидемия бленоррагии (гонореи) в иудейском племени. «Таммах» (нечистым) стал считаться не только тот, у кого наблюдались истечения из мочевого канала «подобное ячменному тесту», но и всякий, кто коснулся такого человека, коснулся его вещей или его скота («до вечера таммах»). Бленоррагия была почти в каждой еврейской семье, и единственной возможностью выжить для здоровых был строжайший запрет на любое прелюбодейство. Мидийцев, среди которых был распространена «египетская язва» (сифилис), так что «целые селенья гнили заживо», по указу Моисея евреи истребили полностью, оставив лишь «детей женского пола, которые еще не имели сношений с мужчинами». Если еврейская девственница была изнасилована чужаком, ее убивал отец самолично, дабы все семейство не подвергалось риску заражения. Женщина во время месячных считалась нечистой по причине того, что ее возможная болезнь в это время становилась особенно опасной для окружающих. Ни сношение с ней, ни приготовление ею пищи в этот период не разрешалось. Обязательное омовение после сношения у евреев — традиция из той же серии. Запрет на похоть и безжалостная казнь блудодеев — были единственным условием выживания. «Грязь», с которой связывался секс означала «заразу» и «смерть».
На смену сексуальному аскетизму, посредством которого была остановлена венерическая пандемия, пришли антибиотики. Сексуальность получила формальную свободу, однако… годы тюрьмы успели ее разрушить. Две тысячи лет асексуальности подействовали на чувственную сферу примерно так же, как большие дозы антибиотиков действуют на человеческий организм. Антибиотики убивают вирус, истребляя в организме всю жизнетворную флору. Асексуальность спасла человечество, истребив в нем жизнетворную чувственность. И то, и другое «умерщвляет плоть». Антибиотики — превращают тело в безжизненную пустыню. Асексуальность сделала то же с человеческими эмоциями. И как организм после антибиотиков нуждается в заселении новыми микроорганизмами, наше тело нуждается в том, чтобы мы самостоятельно привили ему новую чувственность.
Настоящий секс — это чувственный танец. «Любовь к музыке», которую искал в своих учениках Ояма, это особенная гибкость эмоциональной сферы, которая позволяет человеку не замыкаться в собственной глухоте, а меняться, вступая в резонанс с мелодией. «Услышь Дао — наполнись Дао — стань Дао».
Настоящая чувственность — не истерический выплеск страсти из телесной тюрьмы и не механический ритуал физических отправлений, а искусство переплетения плотных и тонких тел. Для чувственности одинаково плохо испытывать эмоции, не показывая их, и совершать действия, не испытывая эмоций. Чувственность не принадлежит телу и не принадлежит душе. Она — это то, что связывает то и это. Хороший любовник как танцор передает в движениях тела малейшее движение души. Танец — это пантомима, но плохой мим руководствуется разумом для перевода эмоций на язык жестов, а хороший мим не нуждается в посреднике. Чувственное тело не просто бесконечно гибко и подвижно, его изгибы и движения отражают гибкость и подвижность эмоциональной сферы. Обладать подвижной эмоциональностью и малоподвижным телом — плохо, обладать подвижным телом и малоподвижной эмоциональностью плохо, и даже обладать подвижными телом и подвижной эмоциональностью, если они разобщены между собой — ничуть не лучше.
Секс — искусство выражать телом чувства. Чувственное тело вибрирует, оно подобно волне, которая захватывает в плен, и пленнику, рвущемуся на свободу, оно дразнит и обещает, она дарит и отнимает, оно выражает боль и наслаждение, нежность и страсть, все уровни, все грани и все оттенки человеческих эмоций. Чувственный человек не только способен на амплитуду переживаний, не только готов быть предельно откровенным, но и обладает совершенным инструментом откровения — раскрепощенным и чувственным телом…
© 2009—2023 Марина Комиссарова