Мастер миражей 2

«Эгоист generation», июнь 2007, рубрика «Другое я»

Мастер миражей — 2

Кем был Константин до встречи с Менделеевой? Костиком. Маленькой косточкой в пасти сторожевого цербера, не пустившего его в полноценную жизнь. Не «кожа, да кости», а «ни рожи, ни кожи». Скелетом, обглоданным злыми пираньями мужской конкуренции. А его надежды иметь хотя бы личную жизнь давно засохли как бабушкина герань, которую Костик хронически забывал поливать.

«Это отлично, — говорила Менделеева, — что у тебя нет никаких заблуждений насчет своих способностей. Это то, что мне всегда так мешает как психотерапевту помогать людям строить новую жизнь. Это как трухлявый дом, который нужно снести вместе с фундаментом, если хочешь иметь не избушку, а дворец. Если человек не видит, что дом трухлявый, если он лелеет в себе свою индивидуальность, психотерапевт, такого класса как я, бездарно потеряет время. Новые двери будут выпадать из ржавых петель, а лучшие обои топорщиться как шелковые чулки на старой проститутке. Уважающий себя специалист не возьмется за косметический ремонт там, где требуется капитальная переделка, и если хозяин не согласен сносить трухлявые стены, пусть ищет другого специалиста. Я отвечаю за результат и поэтому предпочитаю строить с нуля и под ключ».

С первого по десятый класс и даже три курса института Костик благоговел перед Менделеевой и слушался ее, и сейчас, окунувшись в то же самое состояние, словно в безмятежные амниотические воды, не мог понять, как он жил эти двадцать лет без своей Менделеевой? Он казался сам себе блудным сыном, униженным и потерянным, возвратившимся в родные пенаты, летучим голландцем, ободранным и оплеванным, вернувшимся в родную гавань, жабьим головастиком, испуганным и голодным, которого заботливый отец нашел в чужой луже и во рту перенес в свою. Эйфория Костика продолжалась уже две недели, в течение которых ему признались в любви пять женщин его мечты, а одна из них даже попросилась замуж.

«Пожалуйста, Менделеева, — умолял бывший Костик, нынешний Константин, — позволь мне сказать ей «да». Я хочу повести эту женщину к своей маме, я хочу в загс, хочу свадьбу, полный банкетный зал знакомых и сослуживцев, всех тех, кто смеялся надо мной и оскорблял меня все эти годы, я хочу, чтобы моя мама поняла, что она не зря мучилась девять месяцев, чтобы тетки в загсе смотрели на меня с уважением, а знакомые и сослуживцы попадали как бельевые прищепки в ураган от изумления и зависти. Позволь мне воплотить эту мою малодушную мечту, а потом гори все синим пламенем. Я все равно ее не достоин». «А кто ее достоин?» — вкрадчиво вопрошала Менделеева. Она любила задавать такие вкрадчивые наводящие вопросы. «Ну я не знаю, — терялся Константин. — Кто-нибудь одного поля с нею ягода. Такой же успешный и презентабельный, умный, красивый и богатый. Или не такой же, хуже, но не такой урод как я. Скоро гипноз пройдет, и она в ужасе шарахнется от меня как от лишайного кота. И я ни капельки не расстроюсь, я скажу ей спасибо за эту чудесную сказку, но позволь же мне получить этот триумф. Чтобы было чего вспомнить перед смертью».

«Перед смертью, Костя, — твердо сказала Менделеева, — ты будешь вспоминать мою бабушку. «Которая в первом классе попросила учительницу посадить меня за парту с самых тихим и скромным мальчиком». Вот кого ты будешь вспоминать перед смертью! Я хочу вытрясти из тебя любовь к иллюзиям, к этим картонным декорациям, к этим домикам ниф-нифа и нуф-нуфа из соломы и хвороста. И если мне это удастся, ты будешь вспоминать мою бабушку с благодарностью. Зачем тебе казаться лучше самому себе? Что за радость тебе в том, чтобы обмануть твою маму, теток в загсе, твоих знакомых и сослуживцев? Если ты сам отлично знаешь, что ты ничтожество, что за радость тебе в этом спектакле? На несколько дней ощутить свою значимость? Состряпать мираж и самому в него поверить? Тебе нужно научиться иметь дело с реальностью, Костя, а не с иллюзиями. Только в реальности можно строить дома из кирпича и возводить дворцы, которые не рухнут даже после твоей смерти».

«Но какие могут быть дворцы в моей реальности, Менделеева? — недоумевал Константин. — Если я полный нуль?» «А при чем здесь ты? — фыркнула Менделеева. — Реальный мир создал не ты, а кое-кто получше всех нас вместе взятых. И наши картонные города никогда с этой роскошью не сравнятся. Если ты научишься смотреть реальности в лицо, не прячась в иллюзии, ты получишь от жизни все, что попросишь. Но не проси у нее иллюзии! Не надо бежать в загс с первой встречной красавицей, чтобы доказать себе, что ты что-то значишь. Ты ничего не значишь. Все, чему ты можешь научиться, это создавать миражи для других. Я научу тебя делать это первоклассно. Никто не сравнится с тобой в этом искусстве. Но упаси тебя Бог, самому поверить в своей собственный мираж. Все рухнет. И я тебя уже предупреждала».

«Что же получается, Менделеева, — с ужасом прошептал Константин. — Я никогда не смогу получить удовольствия от того, что меня любят эти женщины?» «Ты умный, — похвалила Менделеева. — Я думала, что до тебя это дойдет позже. Ты никогда не сможешь получить удовольствия от того, что тебя любят, потому что всегда будешь знать, что любят не тебя, а искусный мираж». «Но в чем тогда смысл?» — жалобно спросил Константин. «Не видишь?» — спросила в ответ Менделеева. Константин задумался. Он вспомнил свое убогое существование, похожее на то, как если бы он всю жизнь любовался красивыми и умными женщинами сквозь крошечную щель в заборе, стараясь не глотать громко слюни, чтобы не привлечь внимание сторожевых псов. Теперь его приглашают войти в сад и даже псы дружелюбно махают хвостами, но на самом деле зовут не его, а Ревизора, которым он, Хлестаков, не является и никогда являться не будет. «Дело в том, что мне нечего терять, — сказал Константин Менделеевой. — Если ты не научишь меня создавать миражи, я проведу жизнь за забором. Лучше уж я буду комедиантом, во всяком случае, посмеюсь над собой…» Менделеева подошла к Константину, обняла его и уткнулась ему в плечо. «Я люблю тебя, — сказала она и голос ее дрогнул. — Ты у меня молодец». «За что ты меня любишь, Менделеева?» — удивился Константин. «За ум, — сказала Менделеева. — За честность. За смелость. За готовность смотреть реальности в лицо. Мы все комедианты. Наши стремления и достижения — это комедия. Но если делать эту комедию красиво и виртуозно, если научиться смеяться над собой, никакие иллюзии не сравнятся с этим реальным наслаждением. Наслаждением от собственного искусства и мастерства. Реальность — это труд, преодоление, наша работа над своими слабостями, тренировка и творчество. Вот что такое реальность. Все прочие удовольствия — требуха и шелуха. Миражи и Фаты Морганы»

Константин сидел в ресторане с женщиной своей мечты (после бесед с Менделеевой это понятие приобретало комический смысл) и рассматривал зал. Женщина не сводила с него глаз. Глаза ее были упрямы, а взгляд настойчив. «Константин, смотри на меня», — почти приказала она. Константин медлил, словно стена, украшенная витражом, казалась ему более интересной, чем лицо женщины, но, подчиняясь настоятельной просьбе, с усилием оторвал взгляд и перевел на нее. «Скажи мне, я нравлюсь тебе?» — требовательно спросила она и манерно подняла бровь. «Нууу, — Константин прятал дурацкую улыбку, но она все равно выползала как змея, и чтобы скрыть ее, он закусил губу и опять уставился в витраж, — Угу…». Этому учила его Менделеева: «Ни на один вопрос ты не должен давать однозначного ответа. Твои ответы должны быть как омут. Каждый ответ, и «нет», и «да» должен звучать с сомнениями. Самое же лучшее вообще избегать какого-то ни было ответа, пока тебя не притиснут к стенке». «Почему ты не смотришь на меня? — с раздражением в голосе спросила женщина. — Ты можешь сказать откровенно, что я тебе не нравлюсь?» «Ну какие глупости, — с мягким упреком сказал Константин. — Ну почему ты так говоришь?» Женщина поднялась, схватив сумочку, бросила на стол несколько купюр и пошла из зала. Константин проводил ее взглядом. Потом позвонил Менделеевой. «Она ушла» — сказал он. «Отлично», — сказала Менделеева. Константин засмеялся «Что же в этом отличного? Мне кажется, я выгляжу полным идиотом». «Отлично то, что у тебя ироничный голос, когда ты это говоришь» «Ага, — сказал Константин. — А у меня сегодня еще одно свидание. Тактика та же?» «Тактика всегда одна, — строго произнесла Менделеева. — Дай им самим придумать твой образ и твои чувства. Одни придумают, что ты влюблен, но притворяешься холодным ради тонкой техники соблазнения, и ты будешь выглядеть в их глазах изощреннейшим любовником, другие придумают, что ты равнодушен, и почувствуют поражение, которое будет нуждаться в реванше как проигрыш в казино азартного игрока. Каждая придумает именно то, что может разжечь ее страстное любопытство. А страстное любопытство по отношению к мужчине уже через несколько суток вызывает в женщине любовную зависимость». «Даже если она решительно ушла?» «Тем более, если она решительно ушла! Импульсивные амбициозные движения всегда приносят сомнения, с ними страдания, а страдания разжигают страсть. Особенно у таких самолюбивых дам, с которыми мы имеем дело».

Константин заметил, что женщина его мечты стоит в дверях. Увидев, что он на нее смотрит, она пошла к столику. Они встретились глазами, и Константин подумал с циничным удовольствием, что согласно алхимической системе Менделеевой весьма кстати, что он болтает по телефону и улыбается. Этот цинизм в себе так удивил и позабавил его, что он весело подмигнул даме, и был тронут тем, как изменилось вдруг ее лицо. В ее надменных и чуть вздернутых чертах появилась растерянность и нечто, похожее на смесь страха и изумления. То, что в лице мужчины говорит о согласии идти на попятную, а в лице женщины — о согласии идти куда угодно.

Продолжение в следующем номере

Главная | Психоалхимия | Публикации | Контакт